Я дарю тебе свет

Антон ворвался в её жизнь стремительно и уверенно — и сразу заполнил собой всё. И все Дашины мысли, все её сны, все мечты были только о нём. Казалось, без Антона ей теперь даже дышалось как-то по-другому…

В понимании большинства девушек он, скорее, не был красив: резкие черты лица, мясистый нос, губы, которые говорили о жестком характере, некрупные стальные глаза. Рост Антона приближался почти к двум метрам. Но когда Дарья увидела его первый раз на праздновании дня рождения общего друга в маленьком суши-баре, то она сразу поняла — она пропала. Ей представилось, какой хрупкой и беззащитной будет она рядом с ним, как они вместе пойдут по главной улице города и как доверчиво, по-женски нежно она будет смотреть ему глаза снизу вверх…

Дашино сердце стучало быстро-быстро, наверное, быстрее ста ударов в минуту, когда девушка украдкой бросала на Антона восхищенный взгляд. А парень ловко орудовал деревянными палочками, с одинаковой легкостью отправляя в рот и обсыпанные икрой летучей рыбы роллы, и комочки белоснежного риса. На Дашу он, казалось, даже и не смотрел. А ей это казалось странным: она всегда привлекала восхищенные взгляды мужчин. Невысокая, с точёной фигуркой, рыжеволосая бестия — девушка-огонёк, как неизменно её называли и в школе, и в институте, а теперь и на работе. К тому же Дарья всегда могла поддержать беседу практически на любые темы, о новой книге или только что вышедшем на экране кинофильме, о путешествиях и даже об автомобилях.

— Простите, вы не можете передать мне соевый соус? — спросил вдруг Дашу Антон.

— Что? — вздрогнула девушка, и её сердце забилось ещё быстрее, а потом куда ухнуло вниз. — Ах, да, конечно.

И она своей изящной рукой протянула молодому человеку соус. Едва Антон успел коснуться бутылочки, рука Дарьи дрогнула. Флакончик с соусом беззвучно упал, и тёмные брызги полетели во все стороны.

— Ох, извините, — выдохнула Даша, с ужасом наблюдая, как расплываются на белой рубашке Антона чернильные пятнышки.

— Ничего страшного, — сказал Антон, хотя в его взгляде читалось прямо обратное, и губы сжались как-то по-особенному жестко. Рубашка была явно дорогой, и хозяина беспокоила её дальнейшая судьба.

— Я здесь недалеко живу, можно доехать постирать… — не надеясь на то, что Антон согласится, предложила Даша.

А он согласился. Быстро распрощавшись с друзьями и клятвенно обещая, что вернутся не позже, чем через час, Антон и Даша вышли из кафе. Принадлежащий молодому человеку тёмно-синий «Форд Фокус» домчал их до Дашиной скромной «однушки» за три минуты.

Антон вначале отказался от предложения хозяйки самой постирать рубашку, затребовал стиральный порошок и тазик и скрылся в ванной. Но через несколько минут смущенным голосом, не вязавшимся с его богатырской внешностью, признал свою безоговорочную капитуляцию:
— Даша, у меня ничего не получается.

Девушка вошла в тесную ванную комнату и наклонилась над красным тазиком, в котором как-то сиротливо лежал комочек белой рубашки с крапом чёрных пятнышек. Сняла с руки часы, положила их на раковину и потерла ткань ладонями.
— Ничего, не получается. Давай попробуем посыпать отбеливатель, — сказала Даша и повернулась за порошком.

И её взгляд уперся прямо в грудь Антона — красивую, гладкую грудь с ярко выраженными мышцами. Даша медленно перевела глаза вверх и встретилась со стальными глазами, вспыхнувшими страстным желанием, которое уже невозможно было подавить. Собственно, никто этого и не хотел…

В суши-бар они в тот вечер не вернулись, да и рубашку так и не постирали. В тесной однокомнатной Дашиной квартирке весь вечер и почти всю ночь молодые люди наслаждались друг другом. И под утро, когда забрезжил нервный, робкий рассвет, Антон подошёл к окну, раздвинул шторы и сказал:
— Видишь, солнце встает. Я дарю тебе свет!
— Спасибо… — прошептала она, закрыв глаза и вдыхая приятный запах молодого мужского тела. — Спасибо…

Потом они были счастливы. Сумасшедшее счастливы. Безумно, как пятнадцатилетние подростки, были полны друг другом. После работы они гуляли по главной улице, как некогда мечталось Даше, и она снизу вверх смотрела в его глаза цвета воронёной стали. Каждые выходные Даша прыгала в синий «Форд», и они вдвоем колесили по маленьким городам России. Дашин фотоархив полнился папками с надписями «Муром», «Суздаль», «Шереметевский замок». И вот именно в последней папке Антон нашел фотографию, где он в полный рост стоит на фоне окна, из-за которого брызжет яркое солнце. Яркое настолько, что лица парня не разобрать, только отчётливый черный силуэт. Нарисованный как будто чёрной тушью. «Или соевым соусом», иногда для смеха думалось Даше, когда она разглядывала очертания любимого тела.

— Удали, — равнодушно сказал Антон. — Засвеченная фотография.
— А мне нравится, — возразила она.
— Ну, скинь на флэшку всю папку, — попросил Антон.
— И засвеченную? — ехидно спросила Даша.
— Да какая разница, и её скинь, — ответил молодой человек, прикасаясь к Дашиной шее губами.

Даша воткнула флэшку в usb-вход компьютера, сделала пару кликов мышкой и, сгорая от нетерпения, развернулась лицом к любимому…
… А лето уже кончалось, на берёзках всё больше и больше появлялось золотых листочков, с севера всё чаще тянуло прохладцей. И Даше смутно казалась, что их отношения с Антоном тоже стали более прохладными. Он позволял себе пропадать на несколько дней, не отвечая на звонки и смс. А когда приезжал, всё украдкой, из-за Дашиного плеча посматривал на часы. Всё чаще переставал оставаться на ночь, и Даша проводила одинокие бессонные ночи на холодных шёлковых простынях, задыхаясь от слёз.

— Что случилось? — спрашивала она Антона раз за разом.
— Всё прекрасно, — неизменно отвечал он, и суровые губы его смыкались в прямую линию, не допускающую возражений.

И Даша верила. Пыталась верить ему, потому что ей очень хотелось думать, что всё еще будет по-прежнему.
В середине октября в фирму, где работала Даша, устроилась секретарём новая девушка. Марине было всего девятнадцать лет, и внешностью она удивительно походила на саму Дашу: маленькая, хрупкая, рыжеволосая. Правда, по части ума Марина явно проигрывала: первым делом на свое рабочее место девушка принесла большую розовую кружку и розовую же клавиатура с надписью «для блондинок».

— А я в душе блондинка, — отвечала она всем недоумевающим и обезоруживающе хихикала.

Дарья даже не обращали внимания на новую сотрудницу до тех пор, пока не пришлось отыскивать важное письмо, отправленное в администрацию города. Когда Даша подошла к месту секретаря, Марины на месте не было. Была розовая клавиатура, огромная чашка с дымящимся чаем, открытая шоколадка, разломанная на кусочки, ворох бумаг и… Фотография в нелепой рамке с лепниной. Чёткий чернильный силуэт на фоне ослепляющего солнца. И неумело наложенная сверху в «фотошопе» надпись: «Я дарю тебе свет!». Дарья взяла рамку в руки, покрутила: сомнений быть не могло. Это Антон. Это фотография, которую Даша собственноручно сделала в Шереметевском замке.

— Нравится? — спросила вдруг со спины Марина. — Это мой парень Антон!
Даша вздрогнула, но постаралась сделать так, чтобы её волнение было не сильно заметно.
— Долго встречаетесь? — участливо спросила она у секретарши.
— Нет, с конца августа, — ответила Марина. — Дарья, а вы что-то хотели?
— Да, — взяла та себя в руки. — Мне нужно письмо за номером сто семнадцать от 13 сентября…

… А работать было трудно, мысли скакали с одного на другое, и горькие слёзы наворачивались на глаза. И больно было так, что не вздохнуть. Даша покрутила в руках тонкий мобильник и набрала номер, обозначенный как «Любимый». Гудок, еще гудок, ещё один…

— Да, — раздраженно ответил Антон.
— Это я, — глупо сказала Даша.
— Я понял, — без эмоций ответил голос любимого ею человека. — Что ты хочешь?
— Антон, я всё знаю, — выдавила она. — Про Марину и тебя.

В мобильнике на секунду воцарилась тишина, потом он также безучастно сказал:
— Прекрасно.
— Ну как ты мог, как ты мог? — вдруг сорвалась Даша. — Я могу понять, но зачем эта фотография? Зачем эта фраза «Я дарю тебе свет»?.. Это же наше, наше с тобой!..

Коллеги вокруг Даши начали переглядываться между собой, но девушка уже не могла себя сдержать, захлёбываясь подступившими слезами.
— Это общая фраза. Прости, мне некогда, — ответил равнодушный голос в трубке, и зазвучали короткие гудки.

Даша с трудом взяла себя в руки, ей так хотелось подбежать к Марине, разбить об пол её глупую кружку, фоторамку, нелепую клавиатуру для блондинок. Так хотелось кричать и плакать, но… Не здесь. Не сейчас. Она сильная. Она справится. Она же девушка-огонёк. Огонь, который не имеет права гаснуть… Единственное, что она смогла себе позволить, поддавшись эмоциям, — стереть телефон Антона и все его смс-ки из памяти своего мобильника.

Но вечером Даша не смогла пересилить и вернуться в пустую квартиру с холодными простынями, с фотографиями Антона, развешанными по стенам, — туда, где всё напоминало о нём. И девушка направилась в самое ближайшее к работе кафе — маленький ирландский бар, в котором подавали удивительно терпкий и крепкий глинтвейн. Сегодня пятница, завтра не нужно идти на работу, можно будет напиться и вдоволь поплакать… По крайней мере, так думалось Даше. Но одиночеству за кружкой глинтвейна не суждено было состояться: с самого порога девушку захватил огромный цветной хоровод, змеящийся между столиков, сдвинутых с привычных мест. Дарья оказалась между девушкой в клетчатой юбке и светловолосым молодым парнем, которые схватили её за руки и не отпускали, несмотря на возражения.

— А что сегодня происходит? — спросила Даша парня, перекрикивая музыку.
— Сегодня Самайн! — ответил тот. — Ну, День всех святых, так его еще называют.
— Ясно, — ответила Дарья и сама не замечала, как музыка и танец увлекают её всё больше и больше. И грусть, и боль незаметно уходят из её сердца, и всё то, что казалось непреодолимым час назад, уже кажется не таким уж важным…

«Горят огни холодного Самайна! Горят огни…» — пели со сцены музыканты, и незатейливая ирландская мелодия заставляла Дашу кружиться в хороводе, высоко поднимая колени, заставляла её улыбаться и думать о том, что она сама — огонёк.
Который ни за что не погаснет.

Который горит независимо от того, скажет ли кто-нибудь: «Я дарю тебе свет…» или нет.